Основная развилка на траекториях достижения углеродной нейтральности

И. А. Башмаков, генеральный директор Центра эффективности – XXI век (ЦЭНЭФ-XXI)

Согласно ориентирам Климатической доктрины РФ (далее – Доктрина), за счет дополнительных мер по декарбонизации отраслей экономики и увеличения поглощающей способности управляемых экосистем нетто-выбросы (в тексте Доктрины в ряде случаев пропущено слово «нетто») могут… вырасти с 1 672 млн т СО₂-экв в 2021 году до 1 673 млн т СО₂-экв в 2030 году. То есть фактически до 2030 года они должны сохраняться на уровне 2021 года. В указе президента РФ² № 666 и в качестве целевого показателя определенного на национальном уровне вклада Российской Федерации в реализацию Парижского соглашения для нетто-выбросов на 2030 год указан уровень, равный 2 162,4 млн т СО₂-экв.

Семейство сценариев перехода к углеродной (парниковой) нейтральности, сформированных после объявления Россией обязательства по углеродной нейтральности в октябре 2021 года и после начала специальной военной операции в феврале 2022 года, еще крайне ограниченно. По сути, на конец 2023 года существовало три сценария ЦЭНЭФ-XXI [1–3] и появившиеся в самом конце 2023 года сценарии ИНП РАН³[4] с перспективой до 2060 года. В последней работе приводятся результаты до 2060 года только для целевого сценария. По двум другим результаты ограниваются в основном 2050 годом. Опубликованные в январе 2023 года оценки ВТБ [5]⁴ также ограничены горизонтом 2050 года с довольно пессимистическими оценками возможностей снижения выбросов ПГ во многих секторах (еще более осторожными, чем в прогнозе ИНП РАН) и неопределенным выводом по поводу возможности достижения углеродной нейтральности.

Два принципиально разных видения стратегии декарбонизации

Еще при подготовке Стратегии социально-экономического развития Российской Федерации с низкими выбросами парниковых газов до 2050 года (далее – Стратегия) сформировалась первая развилка и два принципиально разных видения стратегии декарбонизации. Эта развилка сохранилась и в сценариях, появившихся после объявления цели по углеродной нейтральности в октябре 2021 года (рис. 1):

• Forest First (2F). Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации с низкими выбросами парниковых газов до 2050 года и поддерживающие эту траекторию расчеты ИНП РАН [6] и ВЭБ делают акцент на удвоении чистого стока СО₂ в ЗИЗЛХ (землепользование, изменения в землепользовании и лесное хозяйство) к 2050 году при скромных сокращениях или даже наращивании выбросов ПГ в других секторах, замыкающих баланс, для достижения углеродной нейтральности к 2060 году. Цель по дополнительной секвестрации в секторе ЗИЗЛХ представляется не просто крайне амбициозной, но и нереализуемой (см. ниже). Вся Стратегия практически опирается на одну «лесную» опору, что влечет значительные риски недостижения цели углеродной нейтральности к 2060 году.

• Forest Last. Такое видение отражено в работах ЦЭНЭФ-XXI (сценарии 4S, 4D и 4F), экспертов из ВШЭ и РАНХИГС [1, 7–9]. В них делается акцент на заметное снижение выбросов ПГ во всех секторах, а снижение в секторе ЗИЗЛХ рассматривается как последняя надежда России на достижение углеродной нейтральности. Поэтому объемы нетто-стока в ЗИЗЛХ определяются как замыкающие баланс для достижения углеродной нейтральности к 2060 году.

Налево пойдешь… Forest First найдешь. Эта траектория дает до 2030 года замораживание выбросов ПГ. Затем происходит нереалистичное наращивание стоков в ЗИЗЛХ, наращивание выбросов в промышленности, умеренное снижение выбросов ПГ в зданиях, заметное снижение выбросов в электроэнергетике и других отраслях ТЭК, на транспорте и нереалистичное снижение выбросов до нуля в секторе отходов (рис. 1).

Направо пойдешь… Forest Last найдешь. Достижение углеродной нейтральности, которое приводит к 2060 году к нулевым нетто-выбросам по СО₂ и к снижению нетто-выбросов всех ПГ на 75 % к 2060 году. Это снижение происходит во всех секторах относительно плавно. Нетто-стоки в секторе ЗИЗЛХ не растут, а сокращаются (рис. 2).

Роль лесного хозяйства в низкоуглеродной стратегии

Низкоуглеродная стратегия не должна строиться на снижении выбросов или росте стоков ПГ только в одном секторе. Более того, сектор, на который правительство возлагает большие надежды, может стать главным фактором роста нетто-выбросов ПГ.

Так, нетто-сток в секторе ЗИЗЛХ снизился с пикового значения 698 млн т СО₂-экв в 2010 году до 485 млн т СО₂-экв в 2021 году. В 2021 году это снижение стало главным фактором роста нетто-выбросов ПГ в России. В среднем за 11 лет стоки снижались на 19,4 млн т СО₂-экв. Сохранение такого тренда приведет к 2060 году к сокращению стоков на 756 млн т СО₂-экв, что превратит этот сектор в значимый источник выбросов – 271 млн т СО₂-экв. (756 – 485 = 271).

Ранее в качестве базовой линии [10] использовались оценки на модели РОБУЛ [11], которые показывали, что к 2050 году ЗИЗЛХ может превратиться в источник выбросов ПГ на уровне 56 млн т СО₂-экв, или сток снизится до 277 млн т СО₂-экв. По расчетам В. Короткова, на модели CBM-CFS3 нетто-поглощение СО₂ к 2050 году не возрастет, а уменьшится до 367 млн т СО₂ в связи с увеличением среднего возраста лесных насаждений⁵. Однако Стратегия полагается на возможность прироста стоков в ЗИЗЛХ на 1 200 млн т СО₂ к 2050 году, а в прогнозе ИНП РАН эта логика экстраполируется до 2060 года с выходом на 1 626 млн т СО₂-экв. Это означает прирост стоков на 1 022 млн т СО₂-экв, если использовать оценки ИНП РАН на 2021 год, и на 1 141 млн т СО₂-экв, если использовать данные национальной инвентаризации за 2021 год.

С учетом тренда к снижению нетто-стоков прирост стоков за счет проектов в ЗИЗЛХ должен составить 1 260–1 900 млн т СО₂-экв. По оценке Центра ответственного природопользования Института географии РАН, за счет снижения пожарной эмиссии, реализации как мер по адаптации ведения лесного хозяйства к изменениям климата, так и лесоклиматических проектов в российских лесах, а также за счет изменения методологии учета поглощения ими ПГ можно увеличить стоки максимум на 380 млн т СО₂ в год [12].

По сути, 2F – это сценарии «заброшенной России», покинутой ее населением. По данным Рослесинфорга, чтобы поглотить 1 т углерода (3,7 т СО₂), нужно, чтобы посаженный на площади 2,5 га лес достиг возраста 10 лет. То есть отношение равно 1 т СО₂ / 0,68 га. По другим данным, зрелому лесу при нынешней породно-возрастной структуре в России для поглощения 1 т углерода требуется 0,56 га [13], или 1 т СО₂ / 0,15 га. Тогда, чтобы увеличить стоки на 1 260–1 900 млн т СО₂, нужно засадить лесами 857–1 292 млн га по оценке Рослесинфорга и 189–285 млн га по альтернативной оценке. Это при условии, что не будет потерь от лесных пожаров и вредителей.

По данным Росстата, площадь всех земель России составляет 1 712 млн га, площадь сельхозугодий – 222 млн га, площадь лесных земель – 871 млн га, земель застройки и под дорогами – 14 млн га, земель под водой и болотами – 227 млн га, а других земель – 393 млн га, из которых на оленьи пастбища в тундре, где лес не растет, приходится 335 млн га, на пески – еще 4 млн га, а остальное – это полигоны отходов, свалки, овраги и голые скалы⁶. То есть для движения по траектории 2F нужно значительную часть или все сельхозугодья, а также часть других земель, где лес просто не растет, засадить лесами.

Замечания по поводу сценарных траекторий движения к углеродной нейтральности, разработанных ИНП РАН [4].

Первое. Рассмотренный ИНП РАН агрессивно-целевой сценарий позволяет России достичь углеродной нейтральности к 2050 году при ускорении роста ВВП на 0,6 % в год по сравнению с инерционным сценарием, в котором нетто-выбросы растут на 19 % к 2050 году (данных до 2060 года для этого сценария в статье нет).

Среднегодовые темпы роста потребления домашних хозяйств растут еще более значительно – на 0,8 % в год. Это важный результат: оказывается, по мнению ИНП РАН, при ускорении экономического роста достичь углеродной нейтральности можно даже к 2050 году. Инвестиции в декарбонизацию достигают 3,5 % от ВВП. Модельный аппарат, видимо, не использует кривые обучения, которые показывают снижение удельных затрат по мере роста масштабов использования технологий. Инвестиции в традиционные технологии должны снижаться, но это в прогнозе не отражено, поэтому оценить изменение общей инвестиционной нагрузки нет возможности. Реальная цена электроэнергии растет за 29 лет на 61 %, или на 1,7 % в год, однако все это не мешает ускорению роста ВВП. Как падают затраты на ископаемое топливо, неясно, но при сокращении его использования они также должны снижаться, а значит, доля расходов на энергию расти не должна.

Второе. Целевой сценарий растягивает горизонт достижения углеродной нейтральности до 2060 года, позволяя ускорить рост ВВП и потребления домашних хозяйств еще на 0,5 % в год. Делается вывод, что оптимум доли инвестиций в декарбонизацию в 2050 году равен 1,7 % от ВВП. Как этот вывод получен, неясно. Оценка потенциального роста ВВП на уровне 2,6 % в год для этого сценария для России, которая сталкивается с острым дефицитом рабочей силы на всем горизонте до 2060 года и в последние 15 лет имеет отрицательные значения многофакторной производительности, явно завышена [14, 15]. Среднегодовые темпы роста ВВП в 2008–2022 годах не превышали 1 %, а ИНП РАН даже для инерционного сценария закладывает 1,5 %.

Третье. Авторы указывают, что при подготовке сценариев до 2060 года использовались средства важнейшего инновационного проекта государственного значения «Единая национальная система мониторинга климатически активных веществ». Однако в описании методологической базы расчетов нет указаний на развитие модельного комплекса по сравнению с более ранними работами. Его ядром является «межотраслевая макроструктурная модель». Она полезна для оценки эффектов структурных сдвигов и отдельных краткосрочных мультипликаторов, но для решения долгосрочных задач декарбонизации непригодна, поскольку:

• оперирует только агрегированными стоимостными параметрами; не отражает эволюции технологий ни по секторам, ни по видам экономической деятельности, ни по видам углеродоемкой продукции, зданий или транспортных средств, в то время как именно эволюция технологической базы является ключом декарбонизации;

• не отражает параметров ценовой эластичности, параметров ценовой конкуренции отдельных технологий и снижения удельных затрат по логике кривых обучения. Все дополнительные затраты полностью переносятся на издержки, не оставляя места ни реакциям потребителей в форме снижения спроса, ни реакциям производителей в форме изменения комбинаций используемых факторов производства и технологий.

Поэтому получаемые на ее основе оценки затрат существенно завышены, а суждения относительно возможностей снижения выбросов ПГ в секторах помимо ЗИЗЛХ заметно недооценены. Для иллюстрации используем следующий пример. Для производства оборудования нужен металл.

Это может быть 0,9 т стали и 0,1 т алюминия. Сталь стоит 70 тыс. руб./т, а алюминий – 250 тыс. руб./т. Технологически 0,1 т алюминия можно заменить на 0,4 т стали. Допустим, что цены на алюминий выросли в 3 раза. В модели, которую использует ИНП РАН, технологические коэффициенты не меняются, а значит, оборудование подорожает на 50 тыс. руб. (0,1 × (750 – 250)). В реальной жизни при жесткой конкуренции на рынке оборудования производитель поменяет технологию и откажется от использования алюминия, при умеренном росте затрат повышение цены будет ограничено 3 тыс. руб. (0,4 × 70 – 0,1 × 250 = 3).

Четвертое. При оценке затрат авторы используют странный показатель – удельные капитальные вложения на единицу снижения выбросов ПГ, которые определены делением общих инвестиций за весь прогнозный период на сопряженное с ними снижение нетто-выбросов ПГ в 2060 году.

Во-первых, обычно оценивают приростные капитальные вложения, поскольку инвестиции делаются не только ради снижения выбросов ПГ, но в основном ради выработки электроэнергии, производства продукции и транспортной работы, строительства жилья и др. Доля приростных инвестиций, сопряженных именно со снижением выбросов ПГ для отдельных технологий, может варьировать от 0 до 100 %. Таким образом, все инвестиции соотнесены только с одним эффектом, что некорректно.

Во-вторых, при оценке затрат на снижение выбросов ПГ, как правило, оценивают приведенные затраты с учетом экономии расходов на энергию, снижение вредных выбросов, сокращение простоев, рост выхода продукции и т. п., а не на удельные капитальные вложения.

В-третьих, даже при выбранном методе сравнения затрат авторы не учитывают того факта, что эффекты в виде снижения выбросов ПГ будут получаться и после 2060 года, по некоторым технологиям и зданиям – в течение десятков лет. Так что приведенные в работе ИНП РАН удельные капитальные вложения заметно завышены, а технологии должны сравниваться по другим метрикам – по приведенным затратам, затратам цикла жизни здания, стоимости владения автомобилем и т. п. Если метрики для оценки затрат выбраны неверно, то результаты их оптимизации малозначимы.

Целевые индикаторы

Дорожная карта (road map) – это план по достижению цели или достижению заданного видения будущего⁷. В данной работе видение будущего – это сценарий 4D из группы сценариев Forest Last (рис. 1, табл.). Его параметры в плане роста экономики, изменения структуры используемых технологий, динамики и структуры выбросов ПГ, оценки распределительных эффектов от мер политики декарбонизации подробно описаны в серии работ ЦЭНЭФ-XXI [1, 14–16]. Итоговые траектории динамики выбросов всех ПГ и только СО₂ по основным секторам выбросов, отражаемым в национальной инвентаризации ПГ, показаны на рис. 2 и 3 с определением вех по десятилетиям. Нетто-баланс выбросов и стоков к 2060 году достигается только по СО₂. По всем ПГ нетто-выбросы сокращаются на 91 % от уровня 1990 года и остаются положительными.

Снижение нетто-выбросов предполагается уже к 2030 году и затем происходит постепенно, по близкой к линейной траектории. При этом стоки в секторе ЗИЗЛХ постепенно сокращаются, а усилия в этом секторе позволяют частично (на 248 млн т СО₂) компенсировать потери стоков (на 396 млн т СО₂). Снижение выбросов происходит во всех секторах.

Литература

1. Bashmakov I., Bashmakov V., Borisov K., Dzedzichek M., Lunin A., Govor I. Russia’s carbon neutrality: pathways to 2060. CENEf-XXI. 2022. https://cenef-xxi.ru/uploads/Report_CENEF_XXI_0076074542.pdf; https://cenef-xxi.ru/articles/russia’s-carbon-neutrality:-pathways-to-2060.

2. Башмаков И. А. Россия на пути к углеродной нейтральности: три четверки и одна двойка // Нефтегазовая вертикаль. 2022. № 11.

3. Башмаков И. А. Сценарии движения России к углеродной нейтральности // Энергосбережение. 2023. № 1.

4. Широв А. А., Колпаков А. Ю. Целевой сценарий социально-экономического развития России с низким уровнем нетто-выбросов парниковых газов до 2060 года // Проблемы прогнозирования. 2023. Вып. 6.

5. Достижение Российской Федерацией «углеродной нейтральности» не позднее 2060 года / Под ред. А. Н. Клепача. ВЭБ РФ. Январь 2023 года.

6. Порфирьев Б., Широв А., Колпаков А. Стратегия низкоуглеродного развития: перспективы для экономики России // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Т. 64, № 9. С. 15–25. https://doi.org/10.20542/0131-2227-2020-64-9-15-25.

7. bp Energy Outlook 2050: January 2023; IEA. 2021. Net-Zero by 2050. A Roadmap for the Global Energy Sector; IEA. 2015–2023. World Energy Outlook; IEA. 2017–2023. Energy Technology Perspectives.

8. Laitner J., Lugovoy O., Potashnikov V. Cost and benefits of deep decarbonization in Russia. Ekonomicheskaya Politika, 2020. No. 2. Pp. 86–105. https://doi.org/10.18288/1994-5124-2020-2-86-105.

9. Safonov G., Potashnikov V., Lugovoy O., Safonov M., Dorina A., Bolotov A. 2020. The low carbon development options for Russia. Climatic Change. 2020. Springer Nature B.V. https://doi.org/10.1007/s10584-020-02780-9.

10. Башмаков И. А. Стратегия низкоуглеродного развития российской экономики // Вопросы экономики. 2020. № 7. С. 51–74. https://doi.org/10.32609/0042-8736-2020-7-51-74.

11. Замолодчиков Д. Г., Грабовский В. И., Честных О. В. РОБУЛ-М: новое средство прогноза углеродного бюджета лесов // Леса России: политика, промышленность, наука, образование. Материалы второй международной научно-технической конференции. Т. 2. СПб.: СПбГЛТУ, 2017. С. 125–128.

12. Шварц Е. А., Птичников А. В. Стратегия низкоуглеродного развития России и роль лесов в ее реализации // Научные труды ВЭО России. 2022. Т. 236. С. 399–425. DOI: 10.38197/2072-2060-2022-236-4-399-426.

13. Schepaschenko D., Moltchanova E., Fedorov S., Karminov V., Ontikov P., Santoro M., See L., Kositsyn V., Shvidenko A., Romanovskaya A., Korotkov V., Lesiv M., Bartalev S., Fritz S., Shchepashchenko M., Kraxne F. Russian forest sequesters substantially more carbon than previously reported. Scientific Reports. 2021. 11:12825. https://doi.org/10.1038/s41598-021-92152-9.

14. Башмаков И. Распределительные эффекты от мер по декарбонизации экономики России. М.: ЦЭНЭФ-XXI, 2023 (октябрь). https://cenef-xxi.ru/articles/distributional-effects-of-expected-climate-mitigation-policies-in-russia.

15. Башмаков И. А. Внешняя торговля, экономический рост и декарбонизация в России. Долгосрочные перспективы. М.: ЦЭНЭФ-XXI, 2023 (апрель). https://cenef-xxi.ru/uploads/RUS_Vneshnyaya_torgovlya_ekonomicheskij_rost_Perspektivy_463a2412c5.pdf.

16. Башмаков И., Башмаков В., Борисов К., Дзедзичек М., Лебедев О., Лунин А., Мышак А. Низкоуглеродные технологии в России Нынешний статус и перспективы. М.: ЦЭНЭФ-XXI, 2023. https://cenef-xxi.ru/articles/nizkouglerodnye-tehnologii-v-rossii.-nyneshnij-status-i-perspektivy.

¹ Это требование касается только СО₂, а для метана, закиси азота и других ПГ требуется кратное снижение выбросов, но не до нуля. См. рис. в полной версии статьи https://www.abok.ru/for_spec/articles.php?nid=8616.

² Указ Президента Российской Федерации от 4 ноября 2020 года № 666 «О сокращении выбросов парниковых газов».

³ Замечания по поводу сценарных траекторий движения к углеродной нейтральности, разработанных ИНП РАН, даны в полной версии статьи https://www.abok.ru/for_spec/articles.php?nid=8616.

⁴ В работе [5] не описано, как получены оценки.

⁵ Коротков В. Сколько CO₂ поглощают российские леса и сколько они еще могут поглотить? https://climate-change.moscow/article/skolko-co2-pogloshchayut-rossiyskie-lesa-i-skolko-oni-eshche-mogut-poglotit.

⁶ Государственный (национальный) доклад о состоянии и использовании земель в Российской Федерации в 2021 году. М.: Федеральная служба государственной регистрации, кадастра и картографии, 2022.

⁷ Road Map | English meaning – Cambridge Dictionary. https://dictionary.cambridge.org/dictionary/english/road-map.